Речка с рёвом вырвалась из леса на широкий светлый пляж. В ночной мгле он казался молочным. Вдалеке болтались на волнах рыбацкие лодки, и гайрона затаилась, высматривая рыбаков. Вроде бы чисто — никто не шатается по берегу в ночной ливень.

Стремительно и бесшумно я перетекла из реки в море, радуясь солёной воде, как спасению. Глотнула воздуха — и поплыла вдоль дна. Гайроны могут задержать дыхание на полчаса. Но это вряд ли касается нетренированных, недокормленных и неопытных особей. Я скользила вдоль дна, наслаждаясь простором.

Гайрона ликовала. Свобода опьянила. В ноздри попала морская вода, и я с восторгом поняла, что чую запахи. Мимо меня скользнула рыбёшка, и я инстинктивно клацнула зубами. Промахнулась, конечно, но мысль, что я могу наесться рыбой, прострелила молнией и оставила горячий след. Еда тут водится в изобилии!

Вдруг вспомнилось, как мы с Ви наелись в саду незрелых ара́н и три дня мучились животами. Тогда даже наказание голодом не показалось таким уж строгим — еда всё равно стремилась обратно. С тех пор к аранам я относилась с предубеждением, хотя в детстве их любила.

Море было относительно спокойным — небольшие волны прибивал к поверхности дождь, молотя по воде. Я расслабилась и всплыла повыше, чтобы сориентироваться по течению, как учил отец. Лучшее решение — выбраться на соседний остров. Жаль, что даже самого дешёвого отреза ткани у меня не было — сгодился бы даже бельда́рский шёлк любого цвета. Сделала бы самый простой ойха́л — узел на груди, да поясок на талии, пусть бы меня приняли за нищенку, уж лучше так, чем голой. Как мне теперь к людям выходить? И ведь деньги у меня есть: в сумке припрятаны жемчужины всех цветов — от синих аберри́йских до розовых эртзаму́ндских. Но только как на них хоть что-то купить, если одежды нет?

Гайрона наслаждалась водными просторами — лапы мощно загребали воду, тело изгибалось в такт движениям, длинный хвост помогал держать курс. Я высунула морду из воды и вдохнула солоноватый морской воздух. Дождь шумно барабанил по поверхности, делая меня невидимой с берега. Я плыла прочь от ставшего тюрьмой острова. Заблудиться не опасалась — течение подсказывало, что соседний остров совсем близко, в трёх лигах.

Безусловно, не стоило так сильно рисковать и проводить много времени во второформе без подготовки, но выбора у меня не было — в такую погоду человеком я быстро продрогну и заболею. Всё-таки холодный сезон в разгаре. Я нырнула вниз и заметила спрятавшуюся в длинных нитях водорослей стайку рыбок. Хищным броском рванула туда и сцапала одну. Остальные брызнули в разные стороны серебристыми каплями, но я со счастливым урчанием поедала ту, что зазевалась. Нет ничего вкуснее сырой рыбы!

Медленно двинулась вдоль подводного леса из водорослей, высматривая добычу. И удача улыбнулась ещё дважды — к заветному берегу другого острова я подплыла сытой и довольной собой. Морская охота мне понравилась, я даже не думала — просто двигалась на инстинктах. А когда выбралась на берег, потёрлась брюхом о влажные камни и осторожно заползла в пустую лодку — не на открытом же месте перекидываться обратно.

Попыталась взять верх над гайроной, потребовав у неё уступить, но та лишь сыто распласталась под ливнем.

Я собрала волю в кулак и приказала ей подчиниться. Гайрона даже не шелохнулась.

Меня медленно охватывала паника. Моё сознание раздвоилось — человеческая суть билась в истерике, пытаясь обрести контроль, а гайрона лениво лежала, свесив из лодки хвост.

Отчаянным усилием воли я попыталась принять человеческий облик.

И не смогла…

* * *

[1] Год в Урмунде составляет 405 дней. 400 дней поделены на четыре лаурдена по сто дней, каждый из которых поделен на лаурдебаты по 25 дней. Всего в году 16 лаурдебатов. 5 праздничных дней в конце года не входят в счёт и называются «опорретан» — время отдыха и застолий. Времяисчисление может вестись как по дням и лаурденам, так и по дням и лаурдебатам. Первый и последний лаурдебаты года — холодный дождливый сезон, когда температура опускается до 15 градусов днём и до 10 градусов ночью.

Из архива королевского дознавателя Аршеса Эррагера, дело № 1586 (Аливетта Цилаф)

Выдержка из донесения оперативного агента А. Р.:

В связи с тяжёлыми погодными условиями разыскные мероприятия не увенчались успехом. Следы Ц. в лесу не обнаружены. Арканы поиска применить невозможно в виду отсутствия личных вещей или образца крови. Население прибрежных деревень опрошено, результат отрицательный: ни девушку, ни гайрону никто не видел.

Протоколы допросов прилагаются.

Окрестные жители раздосадованы пожаром в приюте, т. к. привыкли закупать там продукты ниже рыночной стоимости. Наличествует преступная схема обогащения. О местонахождении директрисы сиротского дома «Утешение» зайты Наррасти ничего не известно, в плотный контакт с местными она не вступала, на временные работы никого не нанимала, никто из опрошенных не был за забором приюта, с Ц. или другими воспитанницами, даже бывшими, не знаком. О приюте ходят разные слухи, якобы там мучают девочек. На вопросы о том, почему жители так считают и почему не сообщили в дознание ранее, пожимают плечами.

Поиски Ц. продолжаются на всём атолле и в море, объявлен общеаберрийский розыск по словесному портрету человеческой ипостаси.

Капитула третья, морская

В рассветной мгле показались фигуры рыбаков. Гайрона ловко соскользнула с лодки обратно в море. Я лишь бессильно наблюдала за её действиями. Сознание раздвоилось, гайрона не просто не подчинялась — игнорировала сам факт моего наличия. Она даже не плыла прочь от злосчастного острова, где находился приют. Резвилась в воде, охотилась, пыталась скинуть сумку, к счастью, пока безуспешно.

Я лихорадочно пыталась найти выход и корила себя за самонадеянность. Ведь знала же, что дело может обернуться именно так, но решила, что я самая умная и справлюсь. Теперь навечно останусь запертой в зверином теле и сойду с ума.

«Гайрона — часть тебя, а не ты часть её. Помни об этом», — раз за разом вспоминались слова бабушки.

Но какая она часть? Она самостоятельная звери́на — и до меня ей дела больше нет.

А вот это уже неправильно. Я постаралась вспомнить, чему учил отец. Он редко уделял мне время, в основном пропадал на службе в военном министерстве. Отец работал до самого последнего момента, даже зная, что готовится его арест. Жаль, что он так и не успел выяснить, кто из других заговорщиков его предал.

Отец с достоинством передал дела новому военному министру со словами: «Аберрия не должна пострадать от кадровых перестановок». Он был истовым патриотом. Как и дед, как и братья. Именно поэтому они первые начали действовать, когда стало понятно, что король Рахард Девятнадцатый сошёл с ума. Они поставили благополучие страны выше своего и проиграли.

После оглашения «Кровавого Акта» 6789-го года отец вернулся домой молчаливый и шокированный. С этим новым законом король окончательно перешёл черту. Начались волнения и возмущения, никто не хотел «приносить кровавую и магическую дань Его Величеству каждый первый день лаурдена». Король — не божество, чтобы жертвовать ему кровь и магию. И даже божеству каждый отдаёт дань добровольно. Рахард Девятнадцатый окончательно сошёл с ума, и поняли это не только граждане Аберрии. Аллоранцы подогнали к границам суда и устроили военные учения.

Отец собрал всю семью и сказал:

— Мы решили устранить короля. Пусть на престол взойдёт его старший сын, сомнений в его адекватности у меня нет.

— Если покушение сорвётся, ты поставишь под удар всю семью, — возразила бабуля.

— Мы не можем медлить. Исполнять акт никто не станет, начнётся гражданская война. У нас есть сорок дней до наступления следующего лаурдена, за это время мы подготовим и проведём операцию. Король безумен, мы обязаны расправиться с ним, прежде чем он навредит Аберрии.